Cerveantes, Lorca, Mistral, Feijoo - Сервантес, Лорка, Мистраль, Фейхоо

                CINCO POETAS DEL HABLA HISPANA

                                “O pulidor de estrellas...”

                          (Federico García Lorca. 1920)

EXIT

                                                                                                     

Traducciones poéticas de Alejandro Kiriyátskiy

       ПЯТЬ ИСПАНОЯЗЫЧНЫХ ПОЭТОВ

       “О даритель нам звёзд неба...”

(Федерико Гарсиа Лорка. 1920 год)

Поэтические переводы Александра Кирияцкого

               Prólogo

“Dejaría en éste libro toda mi vida”

(Federico García Lorca.1918)

(Es de sus primeros cantos)

La poesía contemporánea del habla hispana de Castilla es el gran fruto de la difusión gigante de las culturas de vascos, fenicios, griegos, romanos, árabes e indios americanos; sin embargo yo querría decir que sus poemas son las voces de los vientos calurosos y ardientes de la bella historia de los seis últimos siglos. Me parece que sus autores suben al cielo para mirar sobre el globo terráqueo desde los ojos de nuestro Dios. Sus sentimientos puros son las victorias de los caballeros. Es porqué, o Don Quijote de la Mancha

Vive seguro de que eternamente,

En tanto, al menos, que en la cuarta esfera

Sus caballos aguije el rubio Apolo,

Tendrás claro renombre de valiente,

Tu patria será en todas la primera,

Tu sabio autor al mundo único y solo.

Así en 1604 escribe Miguel de Cervantes Saavedra. Pero llega y se muere cada época. Ya el tiempo baila. Pero la poesía española llega a ser una armonía de la naturaleza en muchos poemas demasiados que están escritos en ésta lengua.

Todo cambia. El siglo XX se caracteriza por la desilusión en la vida de los españoles y de los criollos latinoamericanos, como y de mucha gente de todos los otros países. Entonces los autores se dividen en dos grupos: unos realistas y unos modernistas, ahora algunos modernistas miran al mundo de  dentro. Es necesario no olvidar de lo que en el siglo XIX domina en Europa el HOMBRE DE ESPÍRITU que en el principio del siglo XX espera el desarrollo del espíritu y la moralidad en muchas almas humanas. A causa de la influencia de la literatura del siglo pasado aparecen unos críticos realistas y mundanos que quieren explicar, demostrar, al mismo tiempo decidir muchos problemas objetivos en la prosa y en la poesía. Pero la época del HOMBREDE ESPÍRITU se convierte rápidamente  en la época triste de las masas ciegas y locas. Al mismo tiempo las escuelas españolas y latinoamericanas del modernismo artístico se profundizaron en el abstraccionismo y no quisieron ya luchar contra nada, entonces entendieron bien que todo se va y regresa en la historia, pues siempre se mueve caóticamente. Y por allí vienen unos poetas surrealistas jóvenes como César Vallejo, Federico García Lorca, Rafael Alberti, Miguel Hernández, Samuel Feijóo, etcétera.

      La estrella Venus es

la armonía del mundo.

¡Calle el Eclesiastés!

Venus es lo profundo

del alma...

... y un hombre miserable

es un ángel caído,

y la tierra es el probable

Paraíso perdido,

Así respondió Federico García Lorca a algunos gritos de unos modernistas y unos realistas en1920, en su gran poema “Mar”. Y poco antes de los veinte años no se cree que él pudiera escribir como Horacio “Exegí monumentúm”, y ya sólo se piensa en su “Canción otoñal”:

Si la muerte es la muerte

¿Qué será  de los poetas

y de las cosas dormidas

que ya nadie las recuerda?

Son las palabras propias para casi cada poeta soviético, para casi cada filólogo con imaginación que ahora ya se degradan y sólo a veces murmuran que quieren vivir. Para el H[J]OMOSOVIÉTICUS es más fácil que para todo el mundo entender la causa de este llanto alto de la poetisa chilena de símbolos Gabriela Mistral que grita:

Malas manos tomaron tu vida desde el día,

en que a una señal de astros dejara su plantel

nevando de azucenas. En gozo florecía.

Malas manos entraron trágicamente en él.

Soy filólogo romanista. Y estoy enamorado de la poesía del habla hispana de Castilla. Y para los quienes aprenden el castellano, el ruso y las teorías de varias traducciones yo quisiera presentar unos poemas originales de Miguel de Cervantes Saavedra, Gabriela Mistral, Federico García Lorca, Samuel Feijóo y Rafael Alberti con mis nuevas traducciones al ruso en la segunda parte de ese libro.

¡Dios! ¡ayuda abrir mis ojos! Cómo Rafael Alberti dijo:

Nada había. Sólo agua,

y a ti te vieron las aguas,

aguas del río, las aguas,

Lucía Miranda, amor.

Ya todo se va y baila.

Intérprete

Alejandro Kiriyátskiy.

Пролог

“В эту книгу вложил бы

я всю свою жизнь”

(Федерико Гарсиа Лорка. 1918 год)

(Из его первых песен)

Современная испаноязычная поэзия —величайший плод гигантского слияния культур финикийцев, басков, греков, римлян, арабов и американских индейцев, тем хочется сказать, что её стихотворения — голоса пламенных и искренних ветров прекрасной истории шести последних столетий. Мне кажется, что её авторы поднимаются к небу, чтоб взглянуть на Землю: Господа нашего глазами. Её тонкие чувства — рыцарские победы. Вот ведьпочему, о Дон Кихот из ла Манчи,

Жизнью ты мужайся в вечности свободной,

Пока сможешь удержаться там, в четвёртой сфере,

Где жеребцов погоняет Аполлон синеокий,

Новый твой клич, рыцарь благородный,

Из-за сердца преданнейшего пресвятой вере

Твой замыселв мире уникальный и одинокий,

так в 1604 году пишет сам Мигель де Сервантес Сааведра. Приходит и умирает каждая эпоха. Уже время танцует. Но испаноязычная поэзия становится одной из гармоний природы во многих сильнейших поэмах, написанных на языке кастеяно (El castellano— основной из четырёх языков королевства Испания, который сформировался к 1492 году на территории королевства Кастилия, остальные испанские языки — это басский, каталанский и галлисийский. Кастеяно в России называется испанским.).

Всё изменяется. Двадцатый век характеризуется разочарованием испанцев и латиноамериканских креолов в жизни, как и многих людей в других странах. Тогда авторы делятся на две группы: реалистов имодернистов, когда уже модернисты смотрят на мир изнутри. Но не нужно никогда забывать о том, что в XIX веке господствует в Европе ЧЕЛОВЕК ДУХА, который ждёт развития духа и морали во многих людских душах начала XX века. Под влиянием литературы прошлой десятой части тысячелетия некоторые светские критические реалисты ещё хотят показать, объяснить и в то же время разрешить множество проблем в прозе и поэзии. Но эпоха ЧЕЛОВЕКА ДУХА только быстро превращается в серое, тоскливое время слепых и безумных. Тогда испанские и латиноамериканские школы творческого модернизма углубляются в абстракционизм, они не хотят уже бороться ни с чем, потому что ещё в ту пору понимают отлично, что всё уходит и возвращается в истории, так как движется всегда хаотически. Там появляются молодые поэты-сюрреалисты такие, как Федерико Гарсиа Лорка,Сесар Вайехо*, Рафаэль Альбирти, Мигель Эрнандес*, Самуэль Фейхоо и так далее.

       Венера, звезда, контраст

гармониимира.

Замолкни же, Екклезиаст!

Венера— трагичность мифa

О сердце ..

...человека от мира отверженного,

Низвергнутый он ангел, знай,

а Земля наша, матушка-грешница —

потерявшийся Рай.., —

отвечает Федерико Гарсиа Лорка на отдельные крики модернистов и реалистов в1920 году в ярком своём стихотворении “Море”. Несколько раньше, в возрасте двадцати лет, не верится Федерико Гарсии Лорке, что он смог бы написать, как Гораций, “Я памятник воздвиг”, и лишь думается в его “Осеннем напеве”:

  Если смерть есть смерть,

что жестанет с поэтами,

с их уснувшими стихами,

о которых уж никто не помнит?

Эти слова близки и понятны почти для каждого советского поэта, почти для каждого филолога с воображением, которые сейчас деградируют и лишь шепчут, что ещё хотят жить. ХОМО СОВЬИТИКУСУ (ЧЕЛОВЕКУ СОВЕТСКОМУ) намного проще, чем другим, остальным людям осознать причину этого громкого плача чилийской поэтессы-символистки Габриэлы Мистраль, кричащей:

В день один тебя исковеркали грубые руки,

Где река судьбы жила лилиями для сигналов звёзд,

лишь, когда пальцы коснулись воды её, у муки

в объятиях жизнь легла трагично на погост.

Я — филолог-романист. И я влюблён в испаноязычную поэзию, созданную на языке кастеяно. И изучающим языки: испанский, русский и теории разных художественных переводов я хотел бы представить оригинальные некоторые стихотворения Мигеля де Сервантеса Саавидры, Габриэлы Мистраль, Федерико Гарсии Лорки, Самуэля Фейхто и Рафаэля Альбирти с моими русскоязычными новыми переводами во второй части сборника.

Боже, помоги открыть глаза мои. Рафаэль Альберти сказал:

Не было ничего. Только вода,

и тебе увиделись вóды,

вóды  реки, вóды,

ЛусиаМиранда, любовь.

Всё уходит и танцует.

Переводчик

Александр Кирияцкий.

Dos estrellas en dos dimensiones.

Las unifican la soledad y la in solución de los con fluctuosa causa de la abundancia de sus sentimientos. El gran tiempo cambia todo, los sentimientos se quedan.

      Primera dimensión.

Un genio vagabundo, romántico y pobre de escritor es el creador Miguel de Cervantes Saavedra (1547 — 1616). Su herencia prosaica y poética generalmente es la novela grandiosa “EL INGENIOSO HIDALGO DON QUIJOTE DE LAMANCHA” que ha creado de 1605 a 1615. Su arte de oro es la clásica de la literatura mundial. La imagen de Don Quijote llegó a ser un símbolo de muchas otras búsquedas artísticas.

Alba del modernismo

La poetisa neo romántica chilena de símbolos Gabriela Mistral nació en 1889 en una ciudad muy pequeña que se llama Valla cuña. En 1905 en una aldea de los Andes su primer y único amante gris la envenenó muy dolorosamente para toda su vida extraña y infeliz. En 1913 Gabriela Mistral ya empezó a emplear ese sonoro seudónimo literario. Su nombre verdadero es Lucila Godóy. Su arte se asemeja a la poesía de la rusa poetisa Marina Tsvetáyeva. Gabriela Mistral fue sorprendida por la muerte, en Nueva York en 1957.

Al. K.

Две звезды в двух измерениях

Их объединяет одиночество и неразрешимость конфликтов из-за обилия их чувств. Могучее время меняет всё, чувства остаются.

      Первое измерение:

Романтический, скитающийся, но бедный писательский гений — творец Мигель де Сервантес Сааведра (1547-1616 годы). Его прозаическое и поэтическое наследие в основном это — великий роман “ХИТРОУМНЫЙ ИДАЛЬГО ДОН КИХОТ ЛАМАНЧСКИЙ” (“ГЕНИАЛЬНЕЙШИЙ РЫЦАPЬ ДОН КИХОТ ИЗ ЛАМАНЧИ”), который онсоздавал с 1605 по 1615 год. Его золотое искусство — классика мировой литературы, образ Дон Кихота сделался символом многих других творческих поисков.

Утро модернизма:

          Чилийская неоромантическая поэтесса-символистка Габриэла Мистраль родилась в 1889 году в крошечном городепод названием Байакунья. В Андах, в глухой деревне её первый и единственный серый любовник исковырял ей душу чрезмерно болезненно на всю её странную и несчастливую жизнь. С 1913 года Габриэла Мистраль начала использовать этот звучный псевдоним. Но её подлинное имя Лусила Годой. Её творчество напоминает поэзию русской поэтессы Марины Цветаевой. Габриэла Мистраль была застигнута врасплох смертью в Нью-Йорке в 1957 году.

Ал.К.

Miguel de Cervantes Saavedra

Sonetos de 1604 a Don Quijote

Мигель де Сервантес Сааведра

Сонеты 1604 года, обращенные к Дон Кихоту

Amadís de Gaula a Don Quijote de la Mancha; soneto

Tú que imitaste la llorosa vida

Que tuve ausente y desdeñado sobre

El gran ribazo de la Peña Pobre,

De alegre a penitencia reducida.

Tú, a quien los ojos dieron la bebida

De abundante licor aunque salobre,

Y alzándote la plata, estaño y cobre,

Te dio la tierra en tierra la comida.

Vive seguro de que eternamente,

En tanto, al menos, que en la cuarta esfera

Sus caballos aguije el rubio Apolo,

Tendrás claro renombre de valiente,

Tu patria será en todas la primera,

Tu sabio autor, al mundo único y solo.

      Амадис из Гаулы - Дон Кихоту из ла Манчи; сонет

Ты — тот, кто сымитировал в жизни людской слёзы,

Но Хутор Нищий счёл тебя за бестолкового,

Оскорблены задравшими смело головы

От радости и до покаянья твои грёзы.

Ты — тот, кому сотворили глаза из розы

Ликёр крепкий, хотя и вкуса солёного,

Земля тебе дала серебро, медь и олово,

Колосья скосят на ней железные косы.

Жизнью мужайся ты в вечности свободной,

Пока сможешь удержаться там, в четвёртой сфере,

Где жеребцов погоняет Аполлон синеокий.

Новый твой клич, рыцарь благородный,

Из-засердца, преданнейшего пресвятой вере,

Твой замысел в мире уникальный и одинокий.

      Don Belianís de Grecia a Don Quijote de la Mancha; soneto

Rompí, corté, abollé y dije e hice

Más que en el orbe caballero andante,

Fui diestro, fui valiete,fui arrogante,

Mil agravios vengué, cien mil deshice.

Hazañas di a la fama que eternice;

Fui comedido y regalado amante;

Fui enano para mi todo gigante,

Y al duelo en cualquier punto satisfice.

Tuve, a mis pies, postrada la fortuna,

Y trajo del copete mi cordura

A la calva ocasión, al estricote.

Más, aunque sobre el cuerno de la luna

Siempre se vio encumbrada mi ventura,

Tus proezas envidio, o Gran Quijote.

      Дон Бельянис из Греции Дон Кихоту из ла Манчи; сонет

Сорвал, смял, надоел, натворил, сказал смело,

Как ни один рыцарь, я заступился спесиво

За тысячу жертв униженно несправедливо,

Сам я наказал сто тысяч злых душ за дело.

Слава, увековечь подвиг! Как жизнь повелела,

Я нёс любовь женщине и дарил её красиво,

Как малыш, с гигантской силой всем на диво,

Прикажу боли убраться из любой точки тела.

У моих ног ещё ж фортуна бесится,

Я также дух свой околпачил, то есть,

Лысине случая — круговорота

Ночью написал на лунном месяце:

“Да будет вечно сверкать моя доблесть!”

Но завидую поступкам я Гран Кихота!

    La señora Oriana a Dulcinea del Toboso; soneto

¡Oh, quién tuviera, hermosa Dulcinea,

Por más comodidad y mas reposo,

A Miraflores puesto en el Toboso,

Y trocara su Londres con tu aldea!

¡Oh, quién de tus deseos y librea

Alma y cuerpo adornara, y del famoso

Caballero que hiciste venturoso

Mirara alguna desigual pelea!

¡Oh, quién tan castamente se escapara

Del señor Amadís como tú hiciste

Del comedido hidalgo Don Quijote!

¡Que así envidiada fuera, y no envidiara,

Y fuera alegre el tiempo que fue triste,

Y gozara los gustos sin escote!

      Сеньора Орьяна Дульсинее из Тобоса; сонет

О кто владела бы тем, чем ты, Дульсинея,

Та от счастья без малейшего запроса

Лондон сменила б на хутор у Тобоса

Или на взор из цветов, благоговея!

О кто, когда захочет, лишь сумеет, смея,

Душу красиво освободить, не задрав носа,

Осчастливила бы рыцаря у утеса,

Взглянув на неравный бой, не робея!

О кто сбежала б наивно, твоя милость,

От сеньора Амадиса там искусно,

Как покорила ты рыцаря Дон Кихота!

Кто жила с завистью бренной, могла б не завидовать,

Времени бежать уж радостно, но не грустно,

Где счастье — душ восторгавших забота.

Gabriela Mistral

Sonetos de la muerte

Габриэла Мистраль

Сонеты смерти

     Segundo soneto de la muerte

Este largo cansancio se hará mayor un día

y el alma dirá al cuerpo que no quiere seguir

arrastrando su masa por la rosada vía

por donde van los hombres contentos de vivir.

Sentirás que a tu lado cavan briosamente,

que otra dormida llega a la quieta ciudad.

Esperaré que me hayan cubierto totalmente...

Y después hablaremos por una otra eternidad.

Sólo entonces sabrás el porqué, no madura

Para las hondas huesas tu carne todavía,

Tuviste que bajar, sin fatiga, a dormir.

Se hará luz en la zona de los signos, oscura;

sabrás que en nuestra alianza signo de astros había

y, roto el pacto enorme, tenías que morir...

      Второй сонет смерти

Этой долгой усталости день дрожать в страхе угрозы,

а душа горько скажет телу: “Не хочу продолжать”,—

я, рвань из массы, влачусь по аллейке розы,

где бродит счастье в людях, чтоб жить да чтоб урвать.

Ощутишь, как копнут внутрь больное блажь-место,

мнедругой, как спящей, приползти в немом городке.

Я подожду, как меня завернут руками, будто тесто,

После заговорим мы о нескончаемом новом витке.

Только когда лишь узнаешь, что для любви сцена —

в дар глубине, что плоти до костей надоела,

усталость, ты, забыв всю, должна тогда в сон пасть.

Загоритсять мы зоны свет знаками, как полено;

Поймёшь вдруг в этом альянсе зов звёзд несмело,

Как смерти долг пепелит сплошь продажную власть.

      Tercer soneto de la muerte

Malas manos tomaron tu vida desde el día

en que, a una señal de astros, dejara su plantel

nevando de azucenas. En gozo florecía.

Malas manos entraron trágicamente en él.

Y yo dije al señor: “Por las sendas mortales

le llevan. Sombra amada que no saben guiar.

Arráncalo, señor, a esas manos fatales

le hundes en el largo sueño que sabes dar.

No le puedo gritar, no le puedo seguir.

Tu barca empuja un negro viento de tempestad.

Retórnalo a mis brazos o le siegas en flor.”

Se detuvo la barca rosa de vivir...

¿Qué no sé del amor, qué no tuve piedad?

¡Tú, que vas a juzgarme, lo comprendes, Señor!

      Третий сонет смерти

В день один тебя исковеркали грубые руки,

Где река судьбы жила лилиями для сигналов звёзд,

Лишь когда пальцы коснулись воды её, у муки

В объятиях, жизнь легла трагично на погост.

А я шепнула Богу: “К смерти те дороги

Ведут всех и тень любви сбивают с пути,

Она сорвёт оковы — Ваши руки и ноги,

Или утопит в мечте: даст тебе с ума сойти.

Не властна закричать, прости! И не смею взвыть!

Корабль возбудит злость чёрного ветра и волны!

Крути мне чувств руки, в цветке слепишь, плоть!”

Розовый корабль жизни замер, чтоб жить.

Я не знаю, где у любви святость стены!

Ты теперь подведёшь итог, то понимаешь, Господь!

Federico García Lorca

Canciones populares y vanguardista

Федерико Гарсиа Лорка

Народные песни и авангардист

Federico García Lorca es el gran dramaturgo trágico y el muy gran poeta surrealista de España del primer tercio de nuestro muy loco siglo. F. G. Lorca nació el claro día 5 de junio de 1898 en Fuente Vaqueros. Su herencia artística poética ya entró en la riqueza de toda la literatura española de plata.

Los fascistas matarán a Lorca el 19 agosto de 1936en su aldea que está cerca de la ciudad de Granda a la distancia de ocho kilómetros donde los primeros años del poeta, enfermizos, transcurren en el campo: “infancia apasionada” — dice él mismo en las “palabras de justificación” del primer “Libro de poemas” en 1921 — correteando como el muchacho desnudo por las praderas de una vega, sobre un fondo de serranía”.

Y adolescente, pasó Federico García Lorca los inviernos en Granada, y los estíos en la Vega. Intimidad con labriegos y pastores, de quienes conoció la pobreza dura y la canción clara española. Y es porqué sus lecciones de piano tuvieron excepcional importancia formadora: él llegó a tocarlo muy bien, como para leer sin dificultad a Mozart y Albéniz, Beethoven y gran Chopin. Desde niñez le gusta mucho recitar poesías y representar escenas dramáticas, imaginar y tocar el piano.

 Para cursar estudios de Derecho y Filosofía ya llega Federico García a Madrid cerca de los veinte años. Por allí sus profesores, sus jefes son Juan Ramón Jiménez, Antonio Machado y unos otros. Ya en Madrid Federico García publica sus primeras poesías líricas triunfantes: “Poema de Cante Jondo” escrito en 1921 y sus “Primeras canciones” (1922). Y durante toda su vida García escribe su poesía con la voz suya en las colecciones de sus poemas geniales: “Canciones” (1921 — 1924), y escribe “Romancero gitano”(1924 — 1927), y sigue escribiendo “Tres romances históricos”(1928),Lorca crea su libro que se llama “Poeta en Nueva York” (1929 — 1930), él crea “Llanto por Ignacio Sánchez Mejías” y “Seis poemas Galegos” (al mismo tiempo 1935), “Poemas sueltos” (1936), “Suites” (1936), escribe “Canciones populares” (1936 también) y la dramaturguilla suya.

Más de 1931 Lorca colabora en obra de difusión popular de la cultura, fundándolo y dirigiéndolo, en las Misiones cultura les creadas por el Ministerio de la Educación Nacional, el teatro de Barraca.

           Lo bello es el símbolo de toda esa corta vida del poeta.

Al.K.

            Федерико Гарсиа Лорка — великий трагик-драматург и великий поэт-сюрреалист Испании первой трети нашего безумного века. Ф. Г. Лорка родился в ясный день 5 июня 1898 года вселении Фуэнте Вакерос. Всё его творческо-поэтическое наследие является богатством испанской серебряной литературы.
         Фашисты Лорку убьют 19 августа 1936 года в деревне его, которая находится в восьми километрах от города Гранады, где первые годы поэта, тонкого, болезненного мальчика, несутся вдоль поля: “пламенное детство”, скажет  он в собственных словах оправдания в первой “Книге стихов” 1921 года о себе, ещё голеньком мальчугане, блуждающем по огромным лугам плодородной долины в гористой местности.

          Подросткомпроводит Федерико Гарсиа Лорка зимы в Гранаде, а летние месяцы в плодородной долине Вега. И живёт в нём близость с пахарями и пастухами, от которых узнаёт он о жестокой бедности и о чистой испанской песне. Вот почему игра на пианино  имеет для поэта столь исключительную важность. В мир он явился, чтобы прекрасно играть без затруднений, читать сразу с нот, передавая чувства Моцарта и Альбéниса, Бетховена и творенья Шопена. Ему нравится с детства учить наизусть множество стихотворений и зачитываться драматическими сценариями, воображать и играть на пианино.

         Для того,  чтобы учиться на Юридическо-философском факультете, приезжает уже ФедерикоГарсиа в Мадрид. Там его учителями и наставниками делаются Хуáн Рамóн Химéнес*, Антóнио Мачáдо* и некоторые другие лица. Уже в Мадриде Федерико Гарсиа печатает первые лирические триумфальныесвои вещи: “Поэма о Монотонном пении”, написанная в 1921 году, и “Первые песни” в 1922м. В течение всей жизни Гарсиа творит поэзию вечно живого голоса в коллекциях своих гениальных стихотворений: “Песни” 1921й — 1924й, пишет “Цыганские романсеры” 1924й — 1927й, “Три исторических романса” 1928й, он создаёт книгу, которая называется “Поэт в Нью-Йорке” 1929й — 1930й, творит “Плач по Игнасио Санчесу Мехиасу” и “Шесть стихотворений-газелей” одновременно в 1935м, “Лёгкие поэмы” 1936й, “Сюиты” 1936й, пишет “Народные песни” 1936й год также, и свою драматургию.

         Ещё с 1931 года Лорка сотрудничает с Барраканским театром культуры и народного просвещения, который создала Культурная Миссия, подчиняющаяся Министерству Национального Образования.

         Ведь красота— непостижимый символ всей этой короткой жизни поэта.

                                                                                                Ал. К.

     Veleta

Viento del sur,

moreno, ardiente,

llegas sobre mi carne,

trayéndome semilla

de brillantes

miradas, empapando

de azahares.

Pones roja la luna

Y sollozantes

Los álamos cautivos, pero vienes

¡demasiado tarde!

¡Ya he enrollado la noche de mi cuento

en el estante!

Sin ningún viento,

¡hazme caso!

gira corazón,

¡Gira corazón!

Aire del norte

¡oso blanco del viento!

Llegas sobre mi carne

tembloroso de auroras

boreales,

con tu capa de espectros

capitanes,

y riéndote a gritos

del Dante.

¡O pulidor de estrellas!

pero vienes

demasiado tarde.

Mi almario está musgoso

y he perdido la llave.

Sin ningún viento,

¡hazme caso!

gira corazón,

¡Gira corazón!

Brisas, gnomos y vientos

de ninguna parte.

Mosquitos de la rosa

de pétalos pirámides.

Alisios destetados

entre los rudos árboles,

flautas en la tormenta,

¡dejadme!

Tiene recias cadenas

mi recuerdo,

y está cautiva el ave

que dibuja con trinos

la tarde.

Las cosas que se van y no vuelven nunca

todo el mundo lo sabe,

y entre el claro gentío de los vientos

es inútil quejarse.

¿Verdad, chopo maestro de la brisa?

¡Es inútil quejarse!

Sin ningún viento,

¡hazme caso!

gira corazón,

¡Gira corazón!

(Julio de 1920)

Флюгер

Ветер южан,

горячий,ты смуглый,

скользишь по моей плоти,

неся за собой семя

сверкающих

взглядов духов в лимонном

нежном аромате.

Ляжешь, луна, ты красной

над плачем пленных

чёрных тополей; опаздываешь,

мой безумный ветер!

И вдруг остановился я в ночь моего рассказа

при звёздном свете!

О безмолвие,

мне дай случай!

Сердце, ты кружись,

сердце, ты кружись!

Воздух севера,

как белый медведь во вьюге!

Ты скользишь по моей плоти,

дрожишь от северного

сиянья ночи

в мантии призраков мёртвых

капитанов,

асмеясь от криков ада

Данте.

О даритель нам звёзд неба!

Ты опаздываешь,

мой безумный ветер.

Моя душа ключи потеряла

кстарой той мшистой двери.

О безмолвие,

мне дайслучай!

Сердце,ты кружись,

сердце,ты кружись!

Бризы, гномы и ветры,

часть из ниоткуда.

Москиты одной розы,

чьи лепестки — пирамиды.

Снующие пассаты

в суровых деревьях,

флейты, поющие в бурях,

меня бросьте!

Жгут железные цепи

мою память,

гибнуть в клетке птице,

что рисует с трелями

вечер.

Вещи, что уйдут да не вернутся,

это сует весь мир знает.

И в толпе ошалевших вéтров по-детски

бесполезно и плакать.

Правда, маэстро бризов, тополь, так

бесполезно и плакать?

О безмолвие,

мне дайслучай!

Сердце,ты кружись,

сердце,ты кружись!

(Июль 1920 года)

      Canción con movimiento

Ayer.

(Estrellas

azules.)

Mañana.

(Estrellitas

blancas.)

Hoy.

(Sueño flor adormecida

en el valle de la in agua.)

Ayer.

(Estrellas

de fuego.)

Mañana.

(Estrellas

mojadas.)

Hoy.

(Éste corazón,¡Dios mío!

¡Éste corazón que salta!)

Ayer.

(Memoria

de estrellas.)

Mañana.

(Estrellas

cerradas.)

Hoy.

(¡Mañana!)

¿Me marearé quizá

sobre la barca?

¡O los puentes de Hoy

en el camino de agua!

Песнь с ходом

Вчера.

(Звёзды

синие).

Завтра.

(Звёздочки

белые).

Сегодня.

(Сплю я цветком беспробудно

В текущей долине ангелов).

Вчера.

(Звёзды

огня).

Завтра.

(Звёзды,

a мокнут).

Сегодня.

(Сердце! Бог мой!

Это сердце, что скачет!)

Вчера.

(Память

звёздная).

Завтра.

(Звёзды

закрытые).

Сегодня.

(Ты —завтра!).

Почти обезличен я,

сидя налодке?

О, мосты для Сегодня

Через речную дорогу.

      Canción otoñal

¡El sueño se deshizo para siempre!

La tarde lluviosa

mi corazón aprende

la tragedia otoñal

que los árboles llueven.

La dulce tristeza

del paisaje que muere

mis voces se quebraron:

¡El sueño se deshizo para siempre!

¡Para siempre!¡Dios mío!

Va cayendo la tarde

del campo desierto

de mi vida

y la ilusión que va lejos

de helarse ó de perderse.

Cómo me dice el agua

que el sueño se deshizo para siempre.

¿El sueño es infinito?

La niebla lo sostiene,

La niebla y sólo

el cansancio de la nieve.

Cómo mi ritmo va cayendo

que¡ El sueño se deshizo para siempre!

La tarde brumosa

mi corazón aprende

la tragedia otoñal

que los árboles llueven.

      Осенняя песня

Распалась мечта разом; навеки!

Сердце изучает

в дождливый вечер

трагедию осени: “Жаль!” —

застонали обнажённые кроны.

В сладкой тоске

пейзажа,что гибнет,

мои голоса затихли:

“Распалась мечта разом; навеки!”

Навеки! Мой Боже!

Ледяные стражи

пустынной степи

моей жизни,

ииллюзиям далеко до того, чтобы

растаять или потеряться.

Как дождь мне вторил,

что распалась мечта разом; навеки!

Мечта бесконечна?

Туман, застывающие реки,

туман,и только

усталостизаснеженные веки.

Мой ритм счел,

что распаласьмечта разом; навеки!

Сердцеизучает

в пасмурный вечер

трагедию осени: “Жаль!” —

застонали обнаженные кроны.

      El mar

El mar es

el Lucifer del azul.

¡El cielo caído

por querer ser la luz!

Pobre mar condenado

a eterno movimiento,

habiendo antes estado

quieto en el firmamento.

Pero de tu amargura

te redimió el amor,

pariste a Venus pura

y quedose de tu hondura

Virgen y sin dolor.

Tus tristezas son bellas,

mar de espasmos gloriosos.

Hoy más en vez de estrellas

Tienes pulpos verdosos.

Aguanta tu sufrir,

formidable Satán,

Cristo anduvo por ti,

más también lo hizo pan.

La estrella Venus es

la armonía del mundo.

¡Calle el Eclesiastés!

Venus es lo profundo

del alma ...

... y un hombre miserable

es un ángel caído

y la tierra es el probable

Paraíso perdido.

(Agosto de 1921)

      Море

Море —

Люцифер синевы.

Небо зажгло проклятьем

божественный луч.

Нищей водой кипело,

ибо  вину несло в движеньи,

как с Богом целое

в небес мировоззреньи.

Грешащее странствие

вдруг загадало пароль,

дав Венеры пуританство,

оставить глубин постоянство,

Девственность, но не боль.

Красота-грусть, поздно,

черти —не боги!

Вот вчерашние звёзды —

моря осьминоги.

Страдаешь, что таишься на глубине

гигант Сатана,

Христос деревья сажает на твоей спине,

сеяв хлебам семена.

Венера, звезда, контраст

гармонии мира.

Замолкни же, Екклезиаст!

Венера— трагичность мифа

 о сердце...

...человека от мира отверженного,

низвергнутый он ангел, знай,

а Земля наша, матушка-грешница —

потерявшийся Рай.

(Август1921 года)

     Tarde, noviembre de 1919

Tarde lluviosa en gris cansado,

y sigue el caminar.

Los árboles marchitos.

Mi cuarto, solitario.

Y los retratos viejos

y el libro sin cortar.

Chorrea la tristeza por los muebles

y por mi alma.

Quizá

no tenga para mi Naturaleza

el pecho de cristal.

Y me duele la carne del corazón

y la carne del alma.

Y al hablar,

se quedan mis palabras en el aire

como corchos sobre el agua.

Solo por tus ojos

sufro yo éste mal,

tristeza de antaño

y lasque vendrán.

Tarde lluviosa en gris cansado

y sigue el caminar.

Ноябрьский вечер 1919 года

Дождливые  сумерки в серой усталости.

Итак, продолжи ты путь.

Облицованная древесиной

одинокая моя комнатка,

в ней старинные картины,

не разрезанный ещё книжный том.

 Шепчется старинная мебель странно,

будто сама с собой:

“Не имей,

девочка, ты, в кристально чистой

груди природные кристаллы”.

Катятся слёзы, тяжко на душе

и горестно на сердце.

А что говорить,

слепые слова застывают в воздухе,

как лёднад прудом зимой.

Ощущаю усталость

встраданьи по глазам.

Тоской прошлого года

глаза продадут. Ну и пусть.

Дождливые сумерки в серой усталости.

Итак, продолжи ты путь.

     Hay almas que tienen

Hay almas que tienen

Azules luceros,

mañanas marchitas

entre hojas del tiempo,

y castos rincones

que guardan un viejo

rumor de nostalgias

y sueños.

Otras almas tienen

dolientes espectros

de pasiones. Frutas

con gusanos. Ecos

de una voz quemada

que viene de lejos

como una corriente

de sombras. Recuerdos

vacíos de llanto

y migajas de besos.

Mi alma está madura

Hace mucho tiempo,

y se desmorona

turbia de misterio.

Piedras juveniles

Roídas de ensueño

caen sobre las aguas

de mis pensamientos

Cada piedra dice:

“¡Dios está muy lejos!”

(El día 8 de noviembre de 1920)

     Души

Есть души с синими

рассветами в листьях

времени, в бессонном

уединении

с концом чистым,

что ждёт старый гомон

уж новых ностальгий

и мечтаний.

Есть души с больным

cпектром цветов

из зла, как яблоки

с червями. Ты, эхо,

отражаешь голос

обожжённый, ибо ты —

шорох бегства теней.

О, пустое воспоминание

о том, как

рыдали поцелуи.

Мой дух, закалённый

за долгие годы,

уже разлагается

в лабиринте тайн,

чьи камни юношества

во сне разлетались

на песчинки в водах

моих мыслей! Каждый

камень говорит:

“Слишком далеко Боже!”.

(8 ноября 1920 года)

Canción otoñal

(Noviembre. 1918. Granada)

Hoy siento en el corazón

un vago temblor de estrellas,

pero mi senda se pierde

en el alma de la niebla.

La luz me troncha las alas

y el dolor de mi tristeza

va mojando los recuerdos

en lafuente de la idea.

Todas las rosas son blancas,

Tan blancas como mi pena,

y no son las rosas blancas,

que han nevado sobre ellas.

Antes tuvieron el iris.

También sobre el alma nieva.

La nieve del alma tiene

copos de besos y escenas

que se hundieron en la sombra

en la luz del que las piensa.

La nieve cae de las rosas,

pero la del alma queda,

y la garra de los años

hace un sudario con ellas.

¿Se deshelará la nieve

cuando la muerte nos lleva?

¿O después habrá otra nieve

y otras rosas mas perfectas?

¿Será la paz con nosotros

como Cristo nos enseña?

¿O nunca será posible

la solución del problema?

¿Y si el amor nos engaña?

¿Quién la vida nos aliente

si el crepúsculo nos hunde

en la verdadera ciencia

del Bien que quizás no exista

y del Mal que tan late cerca?

¿Si la esperanza se apaga

y la Babel se comienza,

que a troncha iluminará

los caminos en la Tierra?

¿Si el azul es un ensueño

que será de la inocencia?

¿Qué será del corazón

si el amor no tiene flechas?

¡Si la muerte es la muerte,

¿Qué será de los poetas

y de las cosas dormidas

que ya nadie las recuerda?

¡O sol de las esperanzas!

¡Agua clara!¡Luna nueva!

¡Corazones de los niños!

¡Almas rudas de las piedras!

Hoy siento en el corazón

un vago temblor de estrellas

y todas las rosas son

tan blancas como mi pena.

Осенний напев

(Ноябрь.1918 год. Гранада)

Сегодня чувствую в сердце

дрожь скитающуюся и звёзды,

но моя дорож катеряется

в душе тумана неизбежно,

ломаный свет полосует мне крылья,

а боль моей холодной грусти

размочит воспоминанья —

лёжа в фонтанах идеи.

Все розы белые,

такие белые, как моё горе;

засыпают  на морозе,

их убили ведь снежные хлопья.

Раньше в душе цвел ирис.

Сейчас на сердце снежинки,

в обладаньи душевного снега

связка поцелуев и сцены

о том, как ирис и розы утонули,

задумайся в тини или в свете

к страданью мысли.

Снежинки уничтожаются розами,

душа остаётся голой и жалкой,

душу царапает коготь,

и жизнь увядает с годами.

Снег в сердце растает,

Когда нас смерть настигнет.

зимой землю покроют сугробы,

а весной подняться вновь розам.

Так мир с нашим прахом,

как Христос нас учит?

И никогда не решится

проблема невезучих?

Если любовь нас обманывает,

кто же жизнь в нас вдыхает,

сумерки коли нас погружают

в понятия: Хорошо,

что,возможно,

не существует, и Плохо,

чтоб столь близко билось?

Если же начнётся

Вавилонское столпотворение,

зажжётс яли небесный факел

над земными дорогами?

Если же надежда есть синева,

что с глупой наивностью станет?

Но что же станет с сердцем,

если и любовь потеряет стрелы?

Если смерть есть смерть,

что же станет с поэтами,

с их уснувшими стихами,

о которых уж никто не помнит?

О солнце надежды! О чистейшие воды!

О лунный месяц! Сердцá, но из детства!

О звонкие души кáмней!

Сегодня чувствую в сердце

Дрожь скитающуюся, и звёзды,

и все розы

такие белые, словно моё горе.

      Aire nocturno

Tengo mucho miedo

de las hojas muertas,

miedo de los prados

llenos de rocío.

Yo voy a dormirme;

si no me despiertas

dejaré a tu lado mi corazón frío.

¿Qué es eso que suena

muy lejos?

Amor. El viento en las vidrieras.

¡Amor mío!

Te puse collares

сon gemás de aurora.

¿Porqué me abandonas

En éste camino?

Si te vasmuy lejos,

mi pájaro llora

y la verde viña

no darásu vino.

¿Quées eso que suena

muy lejos?

Amor. El viento en las vidrieras.

¡Amor mío!

Tú no sabrás nunca,

esfinge de nieve,

lo mucho que yo

te hubiera querido

esas madrugadas

cuando tanto llueve

y en la rama seca

se deshace el nido.

¿Qué es eso que suena

muy lejos?

Amor. El viento en la vidrieras.

¡Amor mío!

                              (1919)

 Сумерек воздух

Я страшусь ужасно

Мёртвых жёлтых листьев

с росой холодной,

тоской над лугами.

Усну, если меня

отгрехов не очистишь,

Замкну, замёрзнув, сердце и дыхание.

Что это звенит во мне настолько

издали?

Любовь.То свисты вéтров в стёклах.

Любовь моя!

Возьми ожерелья

с бесценными камнями.

Меня ты покидаешь

на этой дороге?

Ты слышишь издали,

как плачет ночами

моя птица, коль вин

нет от лозы, лишь вздохи.

Что это звенит во мне настолько

издали?

Любовь.То свисты вéтров в стёклах.

Любовь моя!

Никогда не узнать

тебе, сфинкс из снега,

как видеть тебя

хотел серьёзно

в дождь горечи смеха,

когда на сухих ветках

разоряются гнёзда.

Что это звенит во мне настолько

издали?

Любовь.То свисты вéтров в стёклах.

Любовь моя!

                                         (1919год)

      Soneto

Largo espectro de plata conmovida,

el viento de la noche suspirando

abrió con mano gris mi vieja herida

y se alejó: yo estaba deseando.

Llaga del amorque me dará la vida

perpetua sangre y pura luz brotando.

Grieta en que Filomena enmudecida

Tendrá bosque, dolor y nido blando.

¡Ay que dulce rumor está en mi cabeza!

Me tendré junto a la flor sencilla

donde flota sin alma tu belleza.

Y el agua errante se pondrá amarilla,

mientras corre mi sangre en la maleza

mojada olorosa de la orilla.

     Сонет

Взволновались лучей серебряные спектры

в ночь, в муках задыхаясь от скитаний,

вспороли старые раны, как серость, ветры

и удалились: весь я во власти желаний.

Мне жизнь за любовь дарит нежданно

кровь,что наичистейший свет излучает.

В ущельи, Феломена, враз возьми странно:

Предгорный лес, боль и птичьи стаи.

Что за сладкий шум! Что с моей головою?

У простого цветка я мыслью света заиграю,

ты в нём цветёшь, только без души, красотою.

Кровь в реку бежит, я сквозь кусты продираюсь

Ко взмученной воде с грязной желтизною,

Берегом мокрым да сверхдушистым я уж восторгаюсь.

* * *

Una luz de jacinto me ilumina la mano

al escribir tu nombre de tinta y cabellera

y en la neutra ceniza de mi verso quisiera

silbo de luz y arcilla de caliente verano.

Un Apolo de hueso borra el cauce inhumano

donde mi sangre teje juncos de primavera,

aire débil de alumbre y aguja de quimera

pone loco de espigas el silencio del grano.

En este duelo a muerte por la virgen poesía

duelo de rosa y verso, de número y locura.

Tu regalo semeja sol y vieja alegría.

¡O pequeña morena de delgada cintura!

¡O Perú de metal y de melancolía!

¡O España, o luna muerta sobre la piedra dura!

                  (A Carmela, la peruana /1935)

* * *

Освещаешь руку мне, жизнь, гиацинтовым светом,

твоё имя пишу краской, вдруг падает на лоб волос,

в отсыревшем стихе своём чую я твой тёплый голос,

слыша пронзительный свист в непогоду жарким летом.

Аполлон врезается в нечеловеческую артерию,

здесь, где мою кровь оправдывает весенняя вера,

слабый ветерок с запахом кварца да игла-химера

к безумиям колосьев терзают молчание семени.

Вот так я болею, как девственной поэзией,

подарком солнечного знака — оскалом безволия,

болью розы и цифры, да стиха и сумасшествия.

О, смуглянка, пояс чей гибкий с чувством одиноким!

О, Перу металла, о твоя меланхолия!

О, Испания,о, луна, гасшая над камнем жестоким!

                   (Кармеле-перуанке/ 1935 год)

       Y después

Los laberintos

que crea el tiempo,

se desvanecen.

(Sólo queda

el desierto.)

El corazón,

fuente del beso,

se desvanece.

(Sólo queda

el desierto.)

La ilusión de la aurora

y los besos,

se desvanecen.

Sólo queda

el desierto.

Un ondulado

desierto.

      И потом

Лабиринты,

созданныев ременем,

пустеют.

(Остаётся

пустыня.)

Сердце —

фонтан желаний,

пустеет.

(Остаётся

пустыня.)

Иллюзия феи

и поцелуи

пустеют.

Остаётся

пустыня.

И только,

как волны, пустыня.

     La sombra de mi alma

(Diciembre de 1919. Madrid.)

La sombra de mi alma

huye por un ocaso de alfabetos.

Niebla de libros

y de palabras.

¡La sombra de mi alma!

He llegado ala línea donde cesa

la nostalgia,

y la gota de llanto se transforma

alabastro de espíritu.

(La sombra de mi alma.)

El copo del dolor

se acaba,

pero queda la razón y la sustancia

de mi viejo medio día de labios,

de mi viejo mediodía

de miradas.

Un turbio laberinto

de estrellas ahumadas

enreda mi ilusión

casi marchita.

(¡La sombra de mi alma!)

Y una alucinación

me ordena las miradas.

Veo la palabra amor

desmoronada.

¡Ruiseñor mío!

¡Ruiseñor!

¿Aun cantas?

     Тень моей души

(Декабрь 1919 года. Мадрид)

Так тень души моей ускользает

за закатом позабытых алфавитов.

Туманы книжек

и словесностей.

(Тень моей души!)

Я пришёл к линии, где ностальгия

уменьшается,

а капля плача застывает

духовным гипсом.

(Тень моей души!)

Связь боли

кончается,

но остаётся смысл и сущность

моего полудня дряхлого: губ,

моего полудня старого:

взглядов.

Лабиринт искривлённый

звёзд затемнённых

мешает мою иллюзию,

почти увядшую.

(Тень моей души!)

Галлюцинация

мне дырявит взгляды.

Вижу слов  “любовь”

оглушённым.

Соловушка мой!

Соловей,

Хоть ты поёшь?

Epitafio a Isaac Albeniz

Ésta piedra que vemos levantada

sobre hierbas de muerte y barro oscuro

guarda lira de sombra, sol maduro,

urna de canto sola y derramada.

Desde la salde Cádiz a Granada,

que erige en agua su perpetuo muro,

en caballo andaluz de acento duro

tu sombra gime por la luz dorada.

¡O dulce muerto de pequeña mano!

¡O música y bondad entretejida!

¡O pupila de azor, corazón sano!

Duerme cielo sin fin, nieve tendida.

Sueña invierno de lumbre, gris verano.

Duerme en olvido de tu vieja vida.

     Эпитафия Исааку Альбенису

Видим надгробие после снегопада,

Урну над смерти травой с квадратом мрака,

мир хранит лиру тени, солнца знака,

песня отебе — не единственная отрада.

Из Кáдиса зала к тебе, Гранада,

по воде лишь строится вечности стена, однако,

как в коне Андалузии акцент Исаака,

так из твоей тени золотой луч — награда.

Рук сладких мёртвого музыку слушают дети!

Люди её к красотам причислили!

О зрачок ястреба, сердце в радужном свете!

Спит безбрежное небо, о снежные мысли.

Мечтает райская зима о сером лете.

Спи же в забвении твоей старой жизни.

_____________

1 Исаак Альбенис – композитор Испании конца XIX— начала XXвека

     De profundisís

Los cien enamorados

duermen para siempre

bajo la tierra seca.

Andalucía tiene

largos caminos rojos.

Córdoba, olivos verdes

donde poner cien cruces,

que los recuerden.

Los cien enamorados

duermen para siempre.

Из глубины

Заснули сто влюблённых

под землёй навечно

в этой глине усохшей.

горят в Андалузии

поля широкие и красные.

Кóрдова, в оливках зелёных

где воткнуть сотню крестов?

Вы запомните:

Заснули сто влюблённых

под землёй навечно.

     Despedida

Si muero,

dejad el balcón abierto.

El niño come naranjas.

(Desde mi balcón lo veo.)

El segador siega el trigo.

(Desde mi balcón lo siento.)

¡Si muero,

dejad el balcón abierto!

     Прощание

Но коль смерть мне,

оставьте балкон открытым.

Ребёнок ест мандаринку.

(Мне с балкона ротик видно.)

Жнец пшеницы косит колосья.

(за балконом чувство с видом.)

Но коль смерть мне,

оставьте балкон открытым!

      EXIT

Samuel Feijóo

Poesía

Самуэль Фейхоо

Поэзия

El poeta Samuel Feijoo nació en 1914 en la isla de Cuba. Pero su nombre real es San Juan de las Yerbas. Sus opiniones subjetivas sorprenden a muchos lectores mediocres por la locura que siempre vivió en las ramas de su poesía. Pero al penetrar en su mundo interior, vemos sus ideas originales y sus imágenes que nos hicieron mirar al Mundo Universal de dentro.

Cintio Vitier señaló acerca de su poesía: “Qué difícil la lírica, esa matemática de lo cualitativo, ese dibujo del desdibujo, ese más del menos...”

Y Samuel Feijóo apuntó acerca de las concepciones suyas de la vida en sus poemas líricos de un modernista de poesía triste: “Inicié mi camino de escritor de versos con una fresca alma de un joven escribiendo en la angustia, la nostalgia, la enfermedad cruelísima y en la belleza de los campos, la manigua, la marisma, los arroyos, las albas y los crepúsculos, la lenta enrancia por el monte atardecido, acompañado de mis sedes de amor, y con un lenguaje claro y demasiado (sin la médula libre del hierro bueno que vino después).”

Es el poeta de la lírica imaginación y los sentimientos de vanguardista.

         Al.K.

Поэт Самуэль Фейхоо родился на острове Куба в 1914 году. Подлинное его имя — Сан Хуан де лас Йербас. Его субъективные мнения отталкивают многих читателей из среды обывателей от безумия, которое живёт в кронах его поэзии.

Когда мы проникаем в его внутренний мир, его оригинальные идеи и образы заставляют посмотреть на весь мир изнутри. Синтио Витьер пишет о его поэзии: “Какая же качественно сложная лирика, эта математика, этот рисунок размытости и затушёвывания света, этот плюс минуса...”.

И Самуэль Фейхоо рассуждал о своих восприятиях жизни в собственных лирических стихотворениях одного грустного модерниста: “Я начал мой поэтический путь с юношеской чистой душой в беспокойстве, в ностальгии, в тяжелой болезни и в красоте полей, заросших бурьяном, у берегов, затопленных приливом, у ручьёв в рассветах и в сумерках, в медленной прогулке по горному лесу, сопровождаемый жаждой любви, и с чистой речью, защищённой от злых слов (без свободного рассудка доброго стального клейма, что явился позже)”.

          Это поэт лирического воображения и авангардных чувств!

     Ал. К.

      El eco

Amor no viene a mí como a elegido

sino que sólo el eco de su cuerno

escucho, por los tumbos del invierno,

como si fuera de mi sed surgido.

Fue el amante del día entretejido,

el que dijo en los aires: “Es eterno

el sol, la mar hermosa, el ojo tierno

de la mujer, el géneros olvido”.

¿Qué es ya este ser henchido?¿A cuántas bocas

no llamó fiel?¿Y en cuanta hora

no se arrastró a escuchar entre las rocas

la voz de quien clamaba desde el hueco

de cruenta sombra o de insondable aurora

y sólo resintió atendido el eco?

                  (Octubre1,1938)

      Эхо

Любовь не шла ко мне, как к тем, кто избран, мученье,

роком тем только лишь эхо её рога

я слышу под спад зимы одиноко,

как коль бы с жажд моих, ждать его рожденье.

Пусть оно любимо днём, как воссоединенье,

молвив в пространство: “Вечно, как у истока,

солнце, прелестное море, та нежность ока

женщины, великодушья, забвенья”.

Что могло встать, как вздутье? А ртам скольким пало:

чувства не звать? В час какой без спора

уж не прозвучал, слышным чтоб стать там, где скáлы,

голос того, кто звал из пустоты, веха

крова вой тени, иль непостижима аврора,

но и лишь пронеслось предзакатное эхо?

                  (Октябрь1,1938год)

     TROVA

Ayer en el camino

de las palmas

al morirse la tarde

moría yo.

Sombras frías cubieron

la tierra devastada:

soplaba un duro viento,

y moría yo.

¿Quién elevaba allí

Las palabras profundas?

En el camino de palmas

¿conmigo quién moría?

 САМООБМАН

Вчера коль на дороге

среди пальм,

когда убил себя вечер,

яумирал.

Лишь холодные тени

покрыли опустевшую

землю, и свистел злостно ветер,

и я умирал.

Кто поднимала там

глубокиеслова?

На дорогеиз пальм

со мнойкто умерла бы.

     Destino

Como las hojas

Los versos caen.

¿A dónde van? ¿Al capricho

del aire?

Versos las hojas.

Unas van al arroyo y se pudren.

Otras las pierdas cubren.

Pero todas al polvo retornan,

y son la misma yerba, un día.

     Судьба

Стихи, как листья,

срываются.

А кудалетят? Не к воздушному ль

капризу?

Стихи-листья.

Одни тонут в ручье убогими,

Другие укроют ноги.

Стихи-листья в прах превращаются,

они —трава сама в один день.

     Fuego

¡Me arrastráis!..

Que tenga fuerzas

para resistir la tortura;

no palabras sin fuerza.

¡Furia!

para morder el propio dolor,

firme loco, rabia

para atravesar la sombra.

El viento se lleva las horas;

arrastra mis hojas jóvenes,

las aves locas en mis árboles.

Soy el joven velado por el fuego.

     Огонь

Тáщите меня!..

А имейте

силу, чтобы вынести пытку,

а не слова без силы.

Ярость!

Чтобы вкусить личную боль, распишитесь,

сумасшедший, в злобе,

чтоб легла поперёк Ваша тень.

Ветер мечется часами,

с веток срывает листья,

птицы безумия на деревьях.

Я — юноша, над огнём летящий.

Últimos versos de

“RENACER”

Los árboles abrieron sus secretos,

Los tintes de antigua música en las copas.

¡Ya toqué! Allí.

Mañana ven la llovizna...

entre la gloria que buscaba...

Volverá la sombra,

pero ya mis manos se hundieron

en aquel deleite que me arrebatara.

Volveré definitivamente,

de otra manera, feliz o no,

a un aire en que no soy.

Последние строчки из

“ВОЗРОЖДЕНИЯ”

Деревья открыли свои секреты

в цветах античной музыки крон шелестящих.

Дотронулся. Там.

У них под грозой моё завтра...

В знаменитости, что искал я...

Да, тень вернётся,

мои руки погрузились

в мир почестей, их отберут силой.

Вернусь в постоянство

в другой манере, счастье или нет —

воздух, которым не дышишь?

     Hora

La mar de un violeta negro.

Se riza; es un violeta extraño.

La balanza vuelve a su cauce tranquilo,

pero ha pagado el precio del pájaro que fue.

La mar violeta y el rostro que ha surcado al

viento:

El tiempo de la leyenda que se vivió.

Todavía esos pájaros dan vuelta, no hay árbol.

Hay un sueño y la balanza de la locura.

¿No ves al negro que embellece al violeta?

      Час

Фиолетово-чёрное море взволновано;

фиолетовый цвет странен.

Равновесие возвращается в спокойное русло,

но заплатило цéну за птицу, что с глаз улетела.

Море фиолетовое и лицо, его пробороздил сам

ветер.

Время легенды, что себя изжило.

Как всегда, птицы предаются возврату, но нет дерева.

Есть сон и равновесие сумасшествия.

Не видишь,что чёрный цвет украсил фиолетовый?

Song

Tan

bella

con

tu

pequeña

hambre

que

hiela.

Розыгрыш

Красота

Сочетается

с твоим

голодом

мелким,

которые

мёрзнут.

             Lejanía

La vieja tarde de oro dobla

al puente oscuro sobre el río:

nunca nos encontramos.

          Даль

Старость золотого вечера качает

мрачный мост через зелёную реку.

Мы никогда не встретимся.

                Alba

Las aves tiemblan

en la niebla. Del alba

el rosa

cruje.

Calla el grito

húmedo, vencido.

Tiempo de rayos

raudos: silbar

del fuego.

En su hoja

el rocío crepita.

El sol

vibra débil en las aguas:

rey ciego

con un gesto de oro.

El caracol,

en su colina de brizna

mira la llama lenta;

reposa.

        Рассвет

Дрожат в тумане

птицы. К заре

розовость

мёрзнет.

Смолкает крик,

мокро побеждённый.

Время лучей

резких: шипеть

пламени.

На его лист

дождик мелкий капает.

Солнце

вибрирует слабо в лужах:

слепой король

с лицом золотым.

Улитка,

на холме незаметном

взирает, зов тихий,

отдыхает.

     Ser

Al fin siempre se da el traspié con el gran peso,

La piedra de la delicia coge color de sangre.

Fuimos lanzados

en nosotros mismos

y allí alcanzados.

Cuando busco a quien venía conmigo

veo el dibujo de mi sangre en su piedra.

     Быть

К концу жизни даётся подножка с усмешкой:

так камень удовольствий избирает цвет крови.

Себя обвиняем

только тогда, когда

знаем, что умираем.

Когда ищу того, кто приходил бы со мною,

Вижу рисунок моей крóви на его камне.

Rafael Alberti

Poemas de su libro

“Baladas y canciones del Paraná”

Рафаэль Альберти

Стихотворения из его книги

“Баллады и песни Параны”

Rafael Arberti nació en el Puerto de Santa María en 1902. Y al principio Rafael Alberti se ocupa de la pintura como un vanguardista capaz y muy subjetivo. En la época de una crisis social, unos días antes de la guerra civil precipitadamente regresa de la emigración a la tierra de España. Y ésta crisis, y un laberinto de los pensamientos humanos crean las imágenes fuertes en sus poemas. Su poesía son ríos y vientos.

Con la tranquilidad delicada y en la forma atávica popular Rafael Alberti canta acerca de su pueblo español y baja a muchos sótanos de su conciencia:

Pobre está Don Amarillo,

pobre está...

Ó

En cuanto un hombre

se aleja de los hombres,

le viene el viento

que ya le dice otras cosas

abriéndole los oídos

y los ojos a otras cosas.

Sus sufrimientos son los dolores interminables, y son los problemas de nuestro país que ya no existe, que es el cadáver de un imperio pobre. Nuestra eternidad es la eternidad de este poema de Alberti.

La eternidad bien pudiera

ser un río solamente,

ser un caballo olvidado

y el zureo

de una paloma perdida.

Y es la verdad...

Entonces en 1953-1954 en una provincia de Argentina, que se llama Paraná Alberti ya analiza toda su vida pasada y futura.

Al. K.

Рафаэль Альберти родился в Пуэрто де Санта Мария в 1902 году. Сначала Рафаэль Альберти занимался живописью как субординарный талантливый авангардист. В эпоху социального кризиса в Испании, за несколько дней до начала гражданской войны, поспешно возвращается из длительной эмиграции на испанскую землю. Кризис и тупик человеческого мышления создают сильные образы в его поэзии.

Утончённым спокойствием в народной атавистической форме Альберти поёт об испанском народе, спускаясь в подвалы его совести; но его стихи — реки и ветры:

Сума пуста у Дона Амарийо,

сума пуста...

Или

Насколько один человек

удаляется от людей, настолько раньше

к нему прилетает ветер

и уже говорит об иных вещах,

открывая глаза

и уши, он говорит об иных вещах.

Его чувства — бесконечные боли и проблемы нашей страны, которой уже больше не существует, которая есть труп нищей империи. Наша бесконечность — бесконечность этого стихотворения Рафаэля Альберти:

Бесконечность могла

превратиться в одинокую, тихую реку,

в забытого всеми коня

и в воркованье

потерянной всеми голубки.

И ведь это правда...

Тогда в 1953 и в 1954(ом) годах в штате Аргентины подназванием Паранá Альберти переосмысливает свою прошлую и будущую жизнь.

Ал. К.

     Balada acerca de lo queme dijo el viento

La eternidad bien pudiera

ser un río solamente,

ser un caballo olvidado

y el zureo

de una paloma perdida.

En cuanto un hombre

se aleja de los hombres,

le viene el viento

que ya le dice otras cosas

abriéndole los oídos

y los ojos a otras cosas.

Hoy me alejé de los hombres,

y tan sólo en éste barranco

me puse mirar el río,

y vi tan sólo un caballo,

y escuché tan solamente

el zureo

de una paloma perdida.

Y el viento se acercó

entonces y como quien va

de pasado y me dijo:

“La eternidad bien pudiera

ser un río solamente,

ser un caballo olvidado

y el zureo

de una paloma perdida”.

     Баллада о том, что сказал мне ветер

Бесконечность могла

превратиться в одинокую тихую реку,

в забытого всеми коня

и в воркованье

потерянной всеми голубки.

Насколько один человек

удаляется от людей, настолько раньше

к нему прилетает ветер

и уже говорит об иных вещах,

открывая глаза

и уши, он говорит об иных вещах.

Нынче же я удалился от всех, но вот

я рискнул глянуть на реку и лишь

только сейчас в её отраженьи

увидел забытого всеми коня,

и только сейчас я в сердце услышал

воркованье

потерянной всеми голубки.

Тогда лишь приблизился ветер, как та,

что ушла при моём отреченьи,

он врыдающем смехе промолвил:

“Бесконечность могла

превратиться в одинокую тихую реку,

в забытого всеми коня

и в воркованье

потерянной всеми голубки”.

(Баллады и песни Параны)

Песня вторая

Осенью: солнце, не умирайте!

Ливень, любовь.

До Вас далеко, далеко до меня.

Ливень, любовь.

Зажгите меня. Воскресите меня тем,

что ещё не погасло в Вас: Солнце, не умирайте!

В ответ: только ливень, любовь.

     Баллада о Доне Амарийо

Сумá пустá у Дона Амарийо,

сума пуста.

Оборванец под дождём.

Оборванец под солнцем.

Дон Амарийо, сума всю жизнь пуста!

Пешком от лошади к лошади,

Дон Амарийо?

Пешком от дачи к даче. Пешком?!

Пробирается Дон Амарийо:

“Хлебца,

хлебца кусок!”

Что бросят Дону Амарийо?

Что ему бросит Бог?

Лишь кусочек солнца

и лишь кусочек дождя.

Что ему бросит Бог

от всего сердца?

Сума пуста у Дона Амарийо,

дырява, пуста.

К обрыву в пропасть

Через наш квартал идёт пешком.

Идёт потерянный нищий пешком.

Если небо не услышит, то река жизни

беду не услышит неспростá!

Садится на ступени

Дон Амарийо

и лает в необъятность.

     Песня пятая

Скажи мне, река, кем я смог бы

стать для тебя,

такой безразмерной, широкой?

И ты, река,

кем ты сможешь стать для меня?

Если ударит засуха, ты обмелеешь,

если приплывёт корабль, я уеду.

Что останется от меня

и что от тебя?

Ты одинока, и я одинок.

Я гляжу на тебя. Ты глядишь на меня.

Ты настолько широкая, безразмерная,

что кем я мог стать для тебя?

Прощай, река. Не говори уж никогда,

что ты видела меня и что я видел тебя.

     Баллада о тени сумасшедшего Майора

Проскользнула тень,

Майор.

Твоя вчерашняя тень,

Майор.

Тогда змею разрéзал меч,

Майор.

Раза два жена на жизнь покушалась,

Майор.

Винтовка вéтреными днями на тебя косилась,

Майор.

Дверь, что выходила в поле, запиралась,

Майор.

Твоя тень на ветру исчезала; на свете

Больше не становилось тебя, Майор.

Песня шестнадцатая

(К Антонио Мачадо*)

С какой меланхолией же

я думаю о тебе. Если бы ты видел,

как я смотрю на эти закаты.

Естественность, доброта

и святость,

что только со слезами на óчах

можно на них смотреть.

Река, что почти не течёт, нам с тобой

подает свою руку, в всплеске шепча наши имена.

Конь, возле меня проходя,

кивал тебе и мне головою,

желая сказать нам что-то.

Пёс, преданный, показывал любовь нам свою

и мягкость, засыпая у оградных кустов.

Дерево бросало мне тень, как другу,

и я ждал тебя возле дома.

И большой луг, освещённый,

что доходил до самого горизонта,

звал нас своими спокойными пастухами

в небо.

     Песня двадцать седьмая

Не было ничего. Только вода.

И тебе увиделись вóды,

вóды реки, вóды,

Лусиа Миранда, любовь.

Не было ничего. Ни конéй,

ни этих мандариновых деревьев, в которых

сейчас свищет ветер.

Ни этого дома.Только вóды.

Ты увидела журчащее бегство.

Вóды реки, вóды,

Лусиа Миранда, любовь.

Стрелы и камни оскорблённые,

Кровь любви и костры.

Это было?.. Наверное, было. И тем,

Чем было, наполнились воды.

Ты также зашла в воду по пояс, в воду,

Лусиа Миранда, любовь.

     Недоверие к свободе

Думая, что ты уже освободился,

ты пришел. Но ты — пленник.

Заходишь в порт. Видишь судно.

Если ты бросишься в волны,

то и под водой ты увидишь

тот же корабль. Ведь ты — пленник.

Какая ж это свобода?

Видишь судно и знаешь, что никогда

Никуда не уплывешь, ведь ты — пленник.

Взываешь к волнам: “Я здесь,

унесите меня”.

Взываешь к шторму:

“В отдыхающем море всколыхни волны!”

На линии горизонта видишь от пристани отчаливший

корабль. Ты вздыхаешь, ибо понимаешь, что ты — пленник.

Поющий призыв

Мысль и чувства.

Кому же сердце повинуется

вопреки тому, что хочет ветер.

Свобода да изрезанное сердце.

Кто сильнее, чем ветер?

Кто жетакой стих без любви?

Просто стих... И ветер.

     Баллада о поэтах в Андалузии

О чем в строках поют поэты-андалузийцы?

На что смотрят поэты-андалузийцы?

Что чувствуют поэты-андалузийцы?

А поют они голосом человечества: “Где люди?”

Смотрят они глазами человечества: “Где люди?”

И чувствуют они грудью человечества: “Где люди?”

Поют, икогда поют, похоже, что все поэты одиноки!

И когда смотрят, похоже, что все поэты одиноки!

И когда они чувствуют, похоже, что все поэты одиноки!

Ведь неужели в Андалузии так и не осталось никого?

Что произошло в горах близ Андалузии без никого?

На волнах моря и на полях в Андалузии без никого?

Так неужели нет никого, кто откликнется на голос поэта?

Неужели нет никого, кто заглянет в кровоточащее сердце поэта?

Неужеливсе его вещи погибли, и нет больше поэта?

Громче спойте, вы услышите мир другими ушами.

Выше посмотрите, вы увидите мир другими глазами.

Сильнее почувствуйте, вы согреете мир другой кровью.

Нет уже больше поэта, пишущего в тёмном подвале!

Его песня поднялась в обнаженном виде к людям,

Ибо поэт взывал к бурной жизни, опираясь на человека!

       ПРИЛОЖЕНИЕ

Антонио Мачадо— один из наставников Федерико Грасии Лорки в поэтических поисках: поэт, прозаик и филолог. Родился в Севилье 26 июля 1875года. Его детство проходило в родном городе по традициям испанской культуры. В1883 году впервые в Париже, где в 1902 году встречает известного во всём мире поэта Никарагуа Рубена Дарио. В 1903 году Мачадо опубликовал свою первую книгу поэм под названием “Одиночества”. В 1927 году стал членом Испанской Академии Языка. 27 января 1939 года после падения республики переехал в Париж, где жил оставшиеся годы.

A noche soñé que oía   

a Dios, gritándome: ¡Alerta!   

Luego era Dios quien dormía,   

y yo gritaba: ¡Despierta!

Однажды в ночи я услышал,

Что звал кричащий Бог: Спасите!

Спящего, к кому я не вышел

и я кричал: Разбудите!

(Поэтический перевод с испанского А. Кирияцкого)

Мигель Эрнандес— родился в испанской провинции Ориуэла в 1910 году. Бедная испанская семья, привязанная к полю, не в состоянии была дать талантливому сыну образование. Он сам научился читать и писать, и в юности проникся до глубины души классиками родного языка, такими, как Гарсиласо, Гонгора, Кеведо, Кальдерон, и испанскими мистиками золотого пятнадцатого столетья. В 1931 году, преодолевая трудности, приехал в Мадрид, где он вошёл в круг молодых поэтов серебряного века Испании. Его сподвижниками стали Федерико Гарсиа Лорка, Алеиксандре, Салинас, Хорхе Гийен, а также чилиец Пабло Неруда. Мигель Эрнандес сделался другом Рамона и Габриэля Сихе. Получили популярность его стихотворения, такие, как “Элегия”, “Ветры народа меня ведут”, “Ребёнок Юнтеро” и прочие. В 1937 стал мужем Хосефины Манресы. В 1942 году скончался в фашистском лагере Алеканте.

Сесар Вайехо — поэт, рассказчик, эссеист. Родился в перуанской провинции Сантьяго де Кучо в 1892 году. С 1913 года учился философии и филологии в городе Трухийо. В 1918 году в Лиме опубликовал первую свою книгу стихов постмодернистского и авангардного направления “Чёрные геральды”. В 1923 году безвозвратно покинул Латинскую Америку и перебрался в Европу. Умер в Париже 15 апреля 1938 года.

Al fin de la batalla,   

Y muerto el combatiente, vino hacia él un hombre

Y le dijo: “¡No mueras, te amo tanto

Pero el cadáver ¡ay! Siguió muriendo.

Вот уж в конце сраженья

И мёртвый солдат бесспроно, человек к нему явился

Исказал: “Не погибни, тебя люблю я

Столь сильно!” Но труп, ай! Оствался мёртвым.

(Поэтическийперевод с испанского А. Кирияцкого)

Хуан Рамон Хименес— один из наставников и учителей Федерико Гарсии Лорки в его творческих начинаниях. Родился в Могере в 1881 году. Получил диплом колледжа священников. С 1916 года женат на Сабинии Кампруби, знаменитой переводчице на испанский поэзии Рабиндраната Тагора. В 1956 году был удостоен чести стать лауреатом Нобелевской премии по литературе. В 1958 году ушёл в потусторонний мир смерти.

     Octubre

Estaba echado yo en la tierra, enfrente

del infinito campo de Castilla,

que el otoño envolvía en la amarilla   

dulzura de su claro sol poniente

Lento, el ardo, paralelamente

abría el haz la oscura, y la

mano abierta dejaba la

en su entraña partida honradamente.

Pensé arrancarme el corazón, y echarlo,

pleno de su sentir alto y profundo,

al ancho su cordel terruño tierno;   

y ver si con romperlo y con sembrarlo,   

la primavera le mostraba al mundo   

el árbol puro del amor eterno.”

     Октябрь

Вот так я заброшен был на ту землю, в награду

где бесконечность поля у Кастилии,

чтоб в тот день осень сотворила жёлтые идиллии

с блаженства солнца к ясному закату.

Медленно, как пахарь, параллельно саду

я открывал пашню черневшей, чтоб семя силе я

с длани открытой дал бросить, так растили и

жали чтоб колос, что цветом подобен злату.

Я думал уж вырвать сердце себе, не лелеять

полное чувств, высот да глубин, секиру

взяв с борозды в простор земли сердечно,

чтоб, видно, уничтожить, но засеять,—

сердце весна так показала миру,

под чистым древом у любви вечно.”

(Поэтическийперевод с испанского А. Кирияцкого)

       EXIT